03.12.2003
Книги и литература

Смех на одной шестой
[Дмитрий Шолохов]

В издательстве "Эксмо" вышел в свет серединный, 25-ый том "Антологии сатиры и юмора России ХХ века" "Александр Галич". В книгу вошли - стихи, баллады и некоторые пьесы бывшего "баловня судьбы" Александра Гинзбурга, взявшего необычный псевдоним, "настоящего", каким он вошел в историю, певца-поэта, опального, высланного и погибшего в Париже Александра Галича. Срединный том проливает свет на всю Антологию, на несколько странное чувство юмора, характерное для населения одной шестой части суши на протяжении ста лет.
Среди авторов книг Антологии, уже вышедших в свет, - Арканов и Шендерович, Хармс и Аверченко, Булгаков и Шварц, Горин и Феликс Кривин, Высоцкий и Успенский. Среди ждущих своей очереди - Мих. Мишин, Евгений Замятин, Семен Альтов, Леонид Филатов и другие. Многое из собранного в томах уже не смешно, что-то уже не остро, многое никогда и не смешило - разве что сквозь слезы. Это и понятно, ведь по большей части юмор и сатира историчны, они долго не живут. Для того, чтобы понять соль той или иной истории, смысл анекдота, нужно находиться в том же, еще не утраченном контексте. Для того, чтобы понять, о чем пел Галич, нужны зачастую пространные комментарии, с описанием реалий тех лет, характерных жестов и словечек.
"Баллада о прибавочной стоимости" и "Старательский вальсок", "Троллейбусная абстракция" и "Баллада о стариках и старухах", читаются как свидетельства очевидца, зарисовки на полях истории. Слишком большая степень прописанности острохарактерных деталей не позволяет воспринять произведения в качестве самостоятельных, составить единую картинку реальности из разрозненной мозаики образов. Совсем иначе, хотя тоже не смешно читается пьеса "Вас вызывает Таймыр", "человечный" шестидесятнический аналог современных "Линий судьбы": Москва, пока еще доверяющая провинциальным слезам, не обесцененная солидарность, вера, надежда, любовь. Архитектура пьесы, как и архитектура многоэтажной гостиницы, в которой происходит действие, поражает стройностью и полной безжизненностью. Абсурдный мир "Блошиного рынка" - неоконченного романа, написанного в вынужденной эмиграции - кажется смешным и более чем реальным в своем безумии.
Впрочем, как и некоторые детали воспоминаний. Например, кафкианская история о самоубийстве в переложении Майи Муравник, о том, как два мутных "близнеца", пришли незадолго до отъезда Галича из Союза к нему домой, засели на кухне и после общего репа, несколько стесняясь, предложили хозяину симулировать самоубийство. "Мы, Александр Аркадьевич, предлагаем вам отличный выход. Да еще при вашем отчаянном положении. Мы же знаем, что вы того… И мы очень хотим вам помочь. А все можно поправить самым обычным трюком…" Я глядел на них бессмысленно, а первый вошел в настоящий азарт. Он вскочил со стула: "Вы только повиснете - мы тут же входим… Сразу вытаскиваем вас из петли - и лады. Полная гарантия здоровья. Не хотите?!"
Все эти взятые блестящим Галичем ноты, звучащие сейчас уместно, кстати или пусто и невпопад, веселых, печальных, ужасных и абсурдных, есть и в других томах. Мировой абсурд Хармса и сиюминутные экзерсисы Альтова, модные и стильные рассказы Аксенова и Замятинские утопии объединяются в рамках сатиры и юмора, можно сказать, условно. Безусловно - это их общее противостояние "мутным близнецам", устанавливающим правила на одной шестой части суши, противостояние серьезности и однозначности нормы.