В
переводе на язык художественной критики, работы Надежды Кузнецовой
– есть явления пиктореализма. Прямоугольная резкость газетного снимка
заменяется неровной окантовкой, четкость – штриховкой и размытостью.
О том, что известный петербургский график, а ныне еще и фотограф,
делает со своими негативами и отпечатками, знают лишь ее немногие
коллеги по цеху. Но если бы существовал специально выведенный в условиях
вакуума мозг, способный воспринимать красоту как есть, не поддаваясь
чужому влиянию, он не стал бы сразу задавать вопросы: что это, откуда
это и в какой технике это сделано до того, как увидел ее фотографии.
Не стал бы искать подписи к снимкам, которых автор не предложил, не
стал бы искать встреч с графиком-фотографом лишь затем, чтобы выяснить,
можно ли те же самые картинки сделать с помощью Photoshop’a. Он бы
вообще не стал напрягаться. Отдался бы на время линиям, теням, прожилкам,
или "Письмам без слов", как назвала свою открывающуюся 6
августа в Музее Достоевского выставку Кузнецова.
Силы неведомые
Идеальный
зритель – это зритель, которого не существует в реальности. Не существует
по той простой причине, что в реальности он по определению не свободен.
Так уж сложилось, что мозговая функция и материнское воспитание превращают
человека из девственного механизма восприятия в ретранслятор знакомых
и одобренных сигналов. То есть любой зритель погибает задолго до того,
как научится осознавать фатальную несамостоятельность своего взгляда
и неведомые силы, которые правят им.
У Кузнецовой же на сцену выплывает нечто идеальное и начинает говорить
о невыразимом. О ностальгии, нежности, чужих снах и желании заморозить
хоть каплю приятного/мучительного ощущения. Получается, что важно
не само послание, а его эмоциональное сопровождение. Письмо, как радость
от ощупывания конверта, его разворачивания, ожидания цвета чернил
и даже, да простит меня читатель!... искренности…Тут уж не до претензий
на новейшую концепцию. Да и какие ко сну могут быть претензии?
Антитезис
Возможно,
однако, что фотографии Надежды Кузнецовой, как бы "выпавшие из
контекста", все же имеют какие-то отсылки. В частности, к 1826
году. Вид из мастерской одного француза, который не знал, какое чудо
родит его камера обскура. Первая фотография Ньепса – как раз и есть
то послание, которое неизменно возвращается к адресату.
В серии "Письма без слов" тоже упоминается мастерская, возможно,
она располагалась где-то в центре Петербурга, на Фонтанке, рядом с
цирком. А еще есть маленькие домики, похожие на все маленькие немецкие
домики, с черепичными крышами и аккуратными окошками. Все это условные
обозначения, которые позволяют их создательнице передвигаться по коридорам
своей памяти. Зрители, при желании, могут следовать за ней.
Опыт, однако, есть опыт. Благодаря ему стул - есть стул, дом – есть
дом, окно есть окно, машина – есть машина, дерево – есть дерево. Казалось
бы, о чем еще говорить?