«Раньше
было лучше» - с этой прочувствованной точкой зрения поколения «тем,
кому за 50» (а то и немного за 40, а то и совсем чуть-чуть за 30)
– приходится мириться на каждом шагу. Это неправильно, но современность
не так богата легендами, как далекое и очень далекое прошлое. В частности,
прошлое отечественного кинематографа. Да и незнание мною вечных героев
чьей-то ушедшей юности не освобождает от влияния на психику укора
хранителей вечной памяти этих героев. Именно, чтобы обезопасить хрупкое
сознание от подобного рода нападок и громко сказать: я это видел,
я и заглянул в кинотеатр «Родина». Там показывали немой фильм "Катька
- бумажный ранет" (режиссер Ф. Эрмлер, 1926 год выпуска), в котором
играл легендарный, а ныне покойный Валерий Соловцов. Ему в тот день
исполнялось 100 лет со дня рождения.
По этому поводу в «Родину» пришли друзья актера и режиссера, а его
дочь (тоже актер и режиссер) Мария Соловцова, предварив немое кино,
показала свое – озвученное и в цвете под названием «Я - солдат».
Чтобы добавить исторической достоверности просмотру немого фильма,
организаторы пригласили живого тапера. В этой роли выступил пианист-виртуоз
Юрий (Гомберг) Соболев. Зрителям сказали, что именно так фильм "Катька
- бумажный ранет" смотрелся в далекие 20-ые годы. Получается,
мне создали все условия, а я…
Так и не въехал в тему «как смотреть немое кино». От этого один маленький
комплекс «Эдипа-невежи» сменился более глубоким и болезненным комплексом
«Эдипа-слепца» (простите, за масло масляное), в котором я и прибываю
по настоящее время.
Во
всем хочется обвинить глаза – близорукие и слишком медлительные. Они
то и дело шарили по испещренному царапинами и прыгающему черно-белому
в погоне за изображением. Его хотелось ухватить, оставить в памяти,
как «брессоновское мгновение». Но мгновения Петрограда середины 20-х
годов 20 века стремительно убегали, оставляя в памяти не следы, а
скорее ощущение выключенной лампочки, на которую во включенном состоянии
только что вожделенно смотрел. Вроде что-то было, но что? – Убейте
меня, не вспомню. И это притом, что по меркам кинематографа сегодняшнего,
почти все живые фигуры в фильме максимально статичны. Как тут не зауважать
внутреннюю борьбу Р. Барта, который из двух великих зол (кино или
фотография), на первое место поставил все-таки фотографию.
Глаза искали то, что раньше уже где-то видели. Где-то был виден этот
мост с конями и укротителями, а под ним речка с теплоходами. Только
вот трамваи ходят не там, где надо. Да это ж Невский, мать честная!
После того, как сознание посредством своеволия глаз установило связь
между прошлым и будущим, настоящему (я – сижу и смотрю) не осталось
ничего, кроме как цепляться за знакомые образы. Вот эта улица, вот
этот дом, вот эта девушка с глазами-щелочками, густо обведенными черными
чернилами, которую я никогда уже не полюблю. Кстати, слова из песни
– это еще одна связь: у Валерия Соловцова и Николая Крючкова похожие
типы лица – волевые и в то же время кокетливые.
На сюжете останавливаться не хочется. Это мелодрама. Прямо так и написано
в заглавных титрах. Они-то и остаются в памяти вместо картинок. Большие
черные плакаты с белыми надписями, сделанными простым рубленым шрифтом.
Рубленная простота сочетаний, элементы как бы документальной хроники,
напряженное всматривание в царапины на пленке, игра тапера. А еще
- немой вопрос: почему Валерий Соловцов не захотел сниматься в озвученном
кино?
Он ведь так и остался легендой кино немого. На его счету роли в фильмах,
ставших ныне классикой и изучаемых киноведами всего мира ("Красные
партизаны" (1924), "Катька - бумажный ранет" (1926),
"Дом в сугробах" (1927)). Почему же с появлением звукового
кинематографа его актерство утратило для него свою притягательность?
Он стал снимать документалистику, получил Сталинскую премию за "Линию
Маннергейма" (1940), был начальником фронтовой киногруппы Ленинградского
Фронта и так далее…
Оставлю все возможные «потому что» желающим отвечать, а сам когда-нибудь
посмотрю «Катьку – бумажный ранет» во второй раз. Чтобы еще раз проверить
ощущения.