11.12.2001
Книги и литература
Литература и совокупление отвратительны,
ибо умножают существующее
Марта Юнг
8 декабря в галерее "Навикула Артис" состоялись публичные
чтения книги "Словарево" известной московской художницы, поэтессы
и феминистки Анны Альчук. Чтения, вполне традиционные по своей форме,
неожиданно для организаторов вылились в перформанс, с исполнением стихов
на четыре голоса, хотя первоначально вообще было трудно вообразить адекватную
форму для выражения этой визуальной поэзии.
Как сказал петербургский поэт Александр Скидан, открывая вечер, "главное,
что происходит в поэзии Анны, свершается где-то между глазом и ухом".
Он, впрочем, несколько поспешил с этим заявлением, поскольку у присутствующих
на чтениях наверняка сложилось мнение, что не менее значимо и то, что
происходит между поэтессой и залом. Впрочем, поначалу все шло достаточно
спокойно ничто не предвещало бури в пустыне, в каковую имеют обыкновение
превращаться среднестатистические литературные чтения.
Альчук, дабы прояснить логику того, что она делает, прочла несколько
своих ранних вещей, вполне традиционных, а затем перешла непосредственно
к "Словареву", но дочитать ей его столь же спокойно не дали
- первым вмешался московский литератор Вячеслав Курицын, заявивший что
Анна неправильно читает свои стихи и продекламировавший следующий опус
вместо нее. Альчук с адекватностью декламации не согласилась, и прочла
стихотворение еще раз сама. Публике подобная практика пришлась по вкусу,
и поскольку чтения приближались к своему завершению, по их окончании
Альчук, Курицын, Скидан и чуть позже присоединившийся к ним ташкентский
писатель питерского происхождения Сергей Спирихин начали декламировать
стихи на четыре голоса. Получилось нечто вроде церковных песнопений:
читать пытались только Альчук и Скидан, а Курицын со Спирихиным заунывно
на всю Пушкинскую подвывали.
Но и это еще не все. По окончании литургии, развернулась бурная дискуссия
на предмет, почему в стихах Альчук так мало "тела" и так много
"знака и проекции". Ее инициатором стал все тот же Курицын,
основной аргумент которого заключался в том, что разговоры о "знаке
и проекции" ведутся с шестидесятых годов, и результаты, как говорится,
налицо. То есть, нет их этих результатов. Альчук же, в свою очередь,
настаивала на том, что "все уже было", и что путь может быть
только один - предельный минимализм. Короче, перефразируя Борхеса, "литература
и совокупление отвратительны, ибо умножают существующее" (это я
уже от себя).
Курицын, естественно, не замедлил поинтересоваться у Альчук, "думает
ли она о чем-нибудь подобном, когда ей хочется мужика", в смысле
о том, что это "все уже было"? Альчук не нашлась что ответить,
но тут на помощь пришел Скидан, объявив Курицына биологическим редукционистом.
Вероятно решив примирить всех, откуда-то из буддийского небытия опять
появился то ли Сергей Спирихин, то ли знак его присутствия и, обратившись
к Курицыну, произнес: "Ну Курицын, ну язык же это и есть тело",
- после чего вытащил изо рта свой вполне материальный язык и показал
его всей аудитории. "Ответ настоящего дзен-буддиста", - молвил
Скидан.
Дальше говорить вроде бы было уже не о чем, и хотя Курицын еще какое-то
время пытался добиться от поэтессы где же в ее стихах тело и даже сместил
Скидана с места председательствующего, ничего более содержательного
чем то, что описано выше, не произошло. Публика с чтений разошлась на
редкость воодушевленная, обсуждая разного рода принципиальные вопросы
как-то: был ли Курицын пьян или только прикидывался, надолго ли он в
Петербурге, и как фамилия того человека, который показывал всем язык.
