13.05.2002
Выставки
Мертвая природа, тихая жизнь и мелочи из буфета
[Елена Невердовская, Максим Райскин]
Сегодня "проект" - одно из наиболее употребимых
слов в языке современного искусства. Оно зачаровывает буквально всех,
так что каждый стремится не просто картинку написать или выставку сделать,
но именно - проектировать. Питерские фотографы - не исключение. Они
создали свой проект - своеобразную фотоантологию различных жанров. Поддержало
эту инициативу Санкт-Петербургское общество "А-Я" - в результате,
дело налаживается, недавно зрителям был предъявлен второй этап проекта:
в Музее истории Петербурга открылась экспозиция, посвященная жанру натюрморта.
Проект - понятие 90-х, предполагающее наличие внутренней логики и самодисциплины,
но питерская фотография тех лет как будто выпала из времени и может
быть представлена только как жанровое, а не смысловое единство. Кроме
того, и работы, и построение самой выставки "Натюрморт и фотография"
вполне традиционны. В пустых залах чинно, как во времена передвижников,
развешены большеформатные фотографии, которые по всем формальным признакам
можно отнести к натюрмортам.
Если обратить внимание на указанные под произведениями года, то можно
сказать, что выставка охватывает около 40 лет. Самая ранняя фотография,
датируемая 60-ми годами, принадлежит Борису Михалевкину. "В конце
пути" - это почти ван-гоговские стоптанные ботинки. Самые поздние
принадлежат разным авторам и сделаны за последние два года. Все работы
объединяет то, что они являются не натюрмортами, а скорее изображением
предметов. Разрозненных, как на фото Ольги Корсуновой "Мелочи жизни
из буфета", единичных, как старый обогреватель Тимура Багова. Или,
как фотографии дешевых фарфоровых фигурок (серия "Общепит-2"
московских фотографов Валерия Орлова и Александры Митлянской), которые
только на первый взгляд являются репродукциями, на самом деле представляют
собой документацию взаимоотношений красоты и китча. Есть даже фотографии
фотографий: это "ненатюрморты" Андрея Чежина под названием
"Мужские игры", состоящие из двух частей, на одной из которых
изображены переснятые старинные порнографические открытки.
Большинство же работ выставки датируются 90-ми годами и представляют
собой более менее традиционные натюрморты - композиции из старой посуды,
мутных зеркал и пустых бутылок. В наиболее чистом виде натюрморт, скорее
как "тихая жизнь" вещей, чем как "мертвая природа",
представлен произведениями Бориса Смелова, который как архитектор или
археолог предметного рая, с помощью света и тени извлекает вещи из небытия.
Людмила Таболина, наоборот, с помощью старого зеркала хоронит определенность
предметного мира в мертвой зыбкости отражения. Таким образом, если натюрморты
Смелова "держатся" на предметах, то Таболина работает со средой,
а вещи - лишь ее производные.
В принципе, можно достаточно долго находить сходства и различия в трактовках
жанра натюрморта у петербургских фотохудожников: от "психологического"
(Михалевкин) до нонконформистского (Леонид Борисов), от натуралистического
(Смелов) до концептуального (В. Орлов и А. Митлянская), и даже от импрессионистического
(Людмила Таболина) до сюрреалистического (Владлен Гаврильчик). Эта жанровость,
на которой так настаивают кураторы выставки, крайне условна и не приветствуется
как в современном искусстве, так и в современной фотографии. Хотя для
петербургских фотохудожников она симптоматична. В 90-х особое положение
питерской фотографии обозначалось словом "фотоархеология".
Сейчас речь идет даже не об археологии, но просто о чудовищной несовременности
(имеются в виду, конечно, не столько работы, многие из которых принадлежат
классикам петербургской фотографии, сколько сама концепция выставки)
и даже каком-то специфически питерском безвременье, которое не дает
своим носителям ничего, кроме возможности жить прошлым, в буддийском
небытии отвергая любую извне преподанную актуальность.
