Греза горожанина, раненого родной литературой

Татьяна Сотникова-Ратнер У станции Абросово целый куст деревень, когда-то объединенных в колхоз Смена. Деревня Осипово много лет была центральной колхозной усадьбой, что дурно отразилось на окружающей ее природе - уродливые коровники и другие колхозные постройки возведены в самых живописных местах, будто это не коровники, а храмы или барские усадьбы; безликий двухэтажный клуб из белого кирпича с красной отметиной "1971" на боковом фасаде, построенный на месте бывшей когда то здесь часовни (часовня же стояла на месте бывшего жальника), буквально утопает в безобразном борщевике - один опрометчивый или слишком послушливый председатель под самую перестройку засеял небольшое поле чуждой русскому пейзажу культурой, и теперь разжиревший обнаглевший красавец заполонил и лес и поля, лезет в огороды и на пашни.
Соседние деревни - Заречье, Заручевье, Пустошка, Пирогово, Назарьино, Копачево поуютнее, они ближе к лесу, и борщевика еще негусто, хотя скоро и там он, конечно, разрастется, потому что удержу ему никакого нет. Пока там еще хорошо, там можно душой отдыхать, бродить среди редких стогов, ведь стада оскудели; заглядываться на обветшавшие, полусгнившие дома, старые конюшни; рисовать, фотографировать, расспрашивать стариков - они любят вспоминать. Вспоминая горькое - хмурят брови, вспоминая светлые минуты - свои любовные истории или песни с которыми ходили на работы, и как ходили во беседу или просто разные смешные приключения, свое детство, юность - забываются, веселятся как малые дети, и дружить с ними легко, может быть оттого, что дружба эта не налагает обязательств, и в душе просишь их не торопиться, побыть с нами подольше.
Кажется, деревня - это вырваться из душного города, это запах земли, навоза, курятника, леса, блеск лесной речушки, это ландыши и свежее сено? Греза горожанина, раненого к тому ж родной литературой. Но поражает более иное. Столкновение некое. Когда на глазах эти замечательные люди уходят в небытие, так и не поняв - да что же это такое произошло? За считанные месяцы созданное ими же, их руками, или, как им казалось - для них - по мановению каких то удаленных от них недосягаемых, неприкасаемых, родное колхозное счастье, совершенно бесплатное счастье - солнце - померкло как раз на закате их жизней. Такое запоздалое и на закате, вот что им горше всего. Обиженные, уставшие от тяжких трудов, многие посдавали своих коровёнок, свои " планы" - ведь бесплатно никто не вспашет, за все плати или лошадку запрягай. И вот теперь состарившись, один за другим перебираются в Кирву, на левый высокий пойменный берег реки, извилистой и неширокой. Их увозят на казенном грузовичке, без всякой музыки, и немногие провожатые бросают на дорогу еловые лапки, таков здесь обычай.
Остановка у стен местного храма - церкви Пресвятой Богородицы, только что обретшей новенький купол взамен ими же сокрушенного когда-то и, может быть, использованного на хозяйственные нужды, как уже разобраны и колхозные фермы, ставшие ненужными. Но право же, тут не боятся смерти, даже если и убьют кого-нибудь, а тем более, если старый человек "убрался", как в таких случаях здесь говорят, не о чем и горевать. Смерть человека здесь почти тоже что сев и жатва - просто и естественно - будто язычники, выпивают и закусывают на могилках, на поминках речей не произносят, только поют песни. А одна бабушка, баба Нюра Галунова, все у Бога домой просится - "Хочу домой, хочу домой", да у окошка песни распевает во весь голос. А у кого из стариков есть силы, да еще дети, которые приезжают на покос в дорогих машинах да с подарками, те живут и не тужат, из родных мест в города к сыновьям и внукам не собираются, никуда, только в Кирву - поближе к милому пределу.
Житель деревни Осипово Анисим Никонович Осетров, занимал в этих местах очень большую должность - путевого обходчика 2-го околотка Кабожской дистанции пути. Но еще до перестройки его увез с собой сын Толя на БАМ, на станцию Арсеньево, там дед и умер, так что в Кирве его не найти. Вспоминают о нем односельчане самыми добрыми словами, говорят о нем одно хорошее. Не трудно догадаться, что он был человеком порядочным, безукоризненно честным, дисциплинированным, как солдат, иначе как смог бы он исправлять свою должность. И при этом глубоко религиозным, по настоящему верующим, об этом я думаю так, потому что иконы в его доме не прятались за шкафом, а размещались, как положено, в левом красном углу избы. Это нисколько не помешало однако тому, что снаружи, на правом, если встать лицом к улице, углу дома до сей поры красуется красная звездочка, и тому, что "дедка Анисим", как его все называют и теперь, побывал в свое время и секретарем партийной организации и профсоюзным председателем.
Любой старый дом, деревенский не исключение, имеет свою историю. История дома, в котором А.Н.О. прожил почти четверть века началась задолго до того, как он, овдовев во второй раз и женившись в третий на бездетной Прасковье Алексеевне Богдановой, перешел в него из казармы, или, иным словом, из барака, со станции Чагода, где до того проживал со своей первой, а потом второй женой и сыновьями. За эти годы А.Н., то ли дорожа памятью, то ли из свойственной ему запасливости, не выбросил в печку, не уничтожил, кажется, ни единой "бумажки", будь то документ о разделе семейного имущества в памятном 29 году или квитанция за покупку швейной машины в 53, или слухового аппарата в 73! В холодном чулане, на дне огромного сундука, в маленькой, может быть, позапрошлого века жестянке из-под китайского чая, аккуратно сложенные "бумажки" - документы - показались мне сегодня слепком не с одной лишь его и его близких праведной и горькой жизни, прошедшей в бедности и труде, я не обманываюсь и не боюсь громких слов, в них - жизнь и судьба целого поколения простых русских людей, мужчин и женщин, мальчиков подростков и юных девочек, часто неграмотных, может быть бывавших несправедливыми или грубоватыми, но кто спросит с них за это ? Они нас кормили в самые жестокие времена, голодали, воевали, утопали в болотах, мостили гати, грузили баржи под вражескими налетами, отрабатывали палочки трудодней, партизанили на занятых немцами территориях, мытарились безвинно по лагерям, живя в условиях почти средневекового быта и - еще - провожали и встречали разноцветными флажками и фонариками поезда, в которых мы разъезжали по своим надобностям - кто в купейных, кто в плацкартных, кто в общих, а кто в товарняках или столыпиных, подневольно - по просторам нашей великой страны. И они ни о чем не забывают, пока живут, а мы все знаем, как трагичен и противоречив был тот "светлый путь", о котором в газетах.
Так случилось, что приехав на станцию Абросово, с намерением купить дом в деревне - поля, леса, стога и прочее - я купила именно этот дом, с красной звездочкой, дом путевого обходчика Анисима Никоновича Осетрова. Ему, его светлой памяти и посвящаю эту выставку.



	14.01.2003 Выставки Греза горожанина, раненого родной литературой [Татьяна Сотникова-Ратнер] У станции Абросово целый куст деревень, когда-то объединенных в колхоз Смена. Деревня Осипово много лет была центральной колхозной усадьбой, что дурно отразилось на окружающей ее природе - уродливые коровники и другие колхозные постройки возведены в самых живописных местах, будто это не коровники, а храмы или барские усадьбы; безликий двухэтажный клуб из белого кирпича с красной отметиной "1971" на боковом фасаде, построенный на месте бывшей когда то здесь часовни (часовня же стояла на месте бывшего жальника), буквально утопает в безобразном борщевике - один опрометчивый или слишком послушливый председатель под самую перестройку засеял небольшое поле чуждой русскому пейзажу культурой, и теперь разжиревший обнаглевший красавец заполонил и лес и поля, лезет в огороды и на пашни. Соседние деревни - Заречье, Заручевье, Пустошка, Пирогово, Назарьино, Копачево поуютнее, они ближе к лесу, и борщевика еще негусто, хотя скоро и там он, конечно, разрастется, потому что удержу ему никакого нет. Пока там еще хорошо, там можно душой отдыхать, бродить среди редких стогов, ведь стада оскудели; заглядываться на обветшавшие, полусгнившие дома, старые конюшни; рисовать, фотографировать, расспрашивать стариков - они любят вспоминать. Вспоминая горькое - хмурят брови, вспоминая светлые минуты - свои любовные истории или песни с которыми ходили на работы, и как ходили во беседу или просто разные смешные приключения, свое детство, юность - забываются, веселятся как малые дети, и дружить с ними легко, может быть оттого, что дружба эта не налагает обязательств, и в душе просишь их не торопиться, побыть с нами подольше. Кажется, деревня - это вырваться из душного города, это запах земли, навоза, курятника, леса, блеск лесной речушки, это ландыши и свежее сено? Греза горожанина, раненого к тому ж родной литературой. Но поражает более иное. Столкновение некое. Когда на глазах эти замечательные люди уходят в небытие, так и не поняв - да что же это такое произошло? За считанные месяцы созданное ими же, их руками, или, как им казалось - для них - по мановению каких то удаленных от них недосягаемых, неприкасаемых, родное колхозное счастье, совершенно бесплатное счастье - солнце - померкло как раз на закате их жизней. Такое запоздалое и на закате, вот что им горше всего. Обиженные, уставшие от тяжких трудов, многие посдавали своих коровёнок, свои " планы" - ведь бесплатно никто не вспашет, за все плати или лошадку запрягай. И вот теперь состарившись, один за другим перебираются в Кирву, на левый высокий пойменный берег реки, извилистой и неширокой. Их увозят на казенном грузовичке, без всякой музыки, и немногие провожатые бросают на дорогу еловые лапки, таков здесь обычай. Остановка у стен местного храма - церкви Пресвятой Богородицы, только что обретшей новенький купол взамен ими же сокрушенного когда-то и, может быть, использованного на хозяйственные нужды, как уже разобраны и колхозные фермы, ставшие ненужными. Но право же, тут не боятся смерти, даже если и убьют кого-нибудь, а тем более, если старый человек "убрался", как в таких случаях здесь говорят, не о чем и горевать. Смерть человека здесь почти тоже что сев и жатва - просто и естественно - будто язычники, выпивают и закусывают на могилках, на поминках речей не произносят, только поют песни. А одна бабушка, баба Нюра Галунова, все у Бога домой просится - "Хочу домой, хочу домой", да у окошка песни распевает во весь голос. А у кого из стариков есть силы, да еще дети, которые приезжают на покос в дорогих машинах да с подарками, те живут и не тужат, из родных мест в города к сыновьям и внукам не собираются, никуда, только в Кирву - поближе к милому пределу. Житель деревни Осипово Анисим Никонович Осетров, занимал в этих местах очень большую должность - путевого обходчика 2-го околотка Кабожской дистанции пути. Но еще до перестройки его увез с собой сын Толя на БАМ, на станцию Арсеньево, там дед и умер, так что в Кирве его не найти. Вспоминают о нем односельчане самыми добрыми словами, говорят о нем одно хорошее. Не трудно догадаться, что он был человеком порядочным, безукоризненно честным, дисциплинированным, как солдат, иначе как смог бы он исправлять свою должность. И при этом глубоко религиозным, по настоящему верующим, об этом я думаю так, потому что иконы в его доме не прятались за шкафом, а размещались, как положено, в левом красном углу избы. Это нисколько не помешало однако тому, что снаружи, на правом, если встать лицом к улице, углу дома до сей поры красуется красная звездочка, и тому, что "дедка Анисим", как его все называют и теперь, побывал в свое время и секретарем партийной организации и профсоюзным председателем. Любой старый дом, деревенский не исключение, имеет свою историю. История дома, в котором А.Н.О. прожил почти четверть века началась задолго до того, как он, овдовев во второй раз и женившись в третий на бездетной Прасковье Алексеевне Богдановой, перешел в него из казармы, или, иным словом, из барака, со станции Чагода, где до того проживал со своей первой, а потом второй женой и сыновьями. За эти годы А.Н., то ли дорожа памятью, то ли из свойственной ему запасливости, не выбросил в печку, не уничтожил, кажется, ни единой "бумажки", будь то документ о разделе семейного имущества в памятном 29 году или квитанция за покупку швейной машины в 53, или слухового аппарата в 73! В холодном чулане, на дне огромного сундука, в маленькой, может быть, позапрошлого века жестянке из-под китайского чая, аккуратно сложенные "бумажки" - документы - показались мне сегодня слепком не с одной лишь его и его близких праведной и горькой жизни, прошедшей в бедности и труде, я не обманываюсь и не боюсь громких слов, в них - жизнь и судьба целого поколения простых русских людей, мужчин и женщин, мальчиков подростков и юных девочек, часто неграмотных, может быть бывавших несправедливыми или грубоватыми, но кто спросит с них за это ? Они нас кормили в самые жестокие времена, голодали, воевали, утопали в болотах, мостили гати, грузили баржи под вражескими налетами, отрабатывали палочки трудодней, партизанили на занятых немцами территориях, мытарились безвинно по лагерям, живя в условиях почти средневекового быта и - еще - провожали и встречали разноцветными флажками и фонариками поезда, в которых мы разъезжали по своим надобностям - кто в купейных, кто в плацкартных, кто в общих, а кто в товарняках или столыпиных, подневольно - по просторам нашей великой страны. И они ни о чем не забывают, пока живут, а мы все знаем, как трагичен и противоречив был тот "светлый путь", о котором в газетах. Так случилось, что приехав на станцию Абросово, с намерением купить дом в деревне - поля, леса, стога и прочее - я купила именно этот дом, с красной звездочкой, дом путевого обходчика Анисима Никоновича Осетрова. Ему, его светлой памяти и посвящаю эту выставку.


ARTERIA.RU - совместный новостной проект журнала "Максимка" (с) тексты и студии "Арт Пресс" (с) web дизайн. Для использовании материалов arteria.ru необходимо получить разрешение редакции. При цитировании материалов сайта в Интернет действующая гиперссылка на arteria.ru обязательна.