Судя
по предыдущим фестивалям, традиционные музеи поглощают современные трактовки,
и рядовые зрители, случайно, оказавшись в музее в фестивальные дни,
обычно не различают их на основном фоне. Писатель Михаил Берг, подсказавший
Институту Про Арте идею фестиваля, тем не менее считает: "Фестиваль
помогает уточнить, что такое традиционное, а что - современное искусство,
а также привлечь внимание к последнему". По мысли Берга, пока актуальное
искусство в Петербурге так же мало заметно, как и общественные туалеты.
К открытию фестиваля на быструю руку соорудили Вавилонскую двухъярусную
"дуру" из подручных строительных средств, коих в Петропавловской
крепости сейчас предостаточно. Перформанс Андрея Хлобыстина представлял
собой лингвистическую какофонию. Носители языков сквозь репродукторы
доносили главную идею Хлобыстина: художники разговаривают на разных
наречиях и не склонны к взаимопониманию. Язык фестивальных проектов
легко распознавался (при условии внятности высказывания), поскольку
строились они по схожим, простым правилам.
Современные проекты использовали музейный принцип архивирования: беря
за основу какой-то прием, тему, букву алфавита, художники нанизывали
на него, накапливали различные образы. В Александрийском театре, например,
открылась выставка группы "Мусорщики", чьи проекты в общем-то
развивают мотив Йозефа Бойса, в 1972 году построившего очередную концептуальную
выставку на мусоре, собранном на площади Карла Маркса в Западном Берлине
после первомайской демонстрации.
Каждая хрупкая скульптура мусорщиков-последователей представляет собой
колбочку, начиненную пылью и мелкими останками. По деталям легко распознается
театр, откуда изъята порция пыли. Так, в мусоре Мариинского театра доминируют
перья, Эрмитажный же мусор заперт в сосуде, где поперек "горлышка"
застрял отдельный катышек, топографически точно обозначающий место Эрмитажного
театра на "карте" музея.
Собственно архив, коллекцию документов, представили московские художники
Вера Хлебникова и Александр Райхштейн, которые как будто-то бы бесстрастно
рассказывали историю некого Александра Карякина: человек родился, женился
и умер - на Пряжке. Причина смерти, впрочем, говорит не о сумасшествии,
а о воспалении легких. В одном из последующих писем секретаря горисполкома,
поверенного жены почившего, читается сомнение в подлинности документа,
врачи обвиняются в невнимательном отношении к пациенту и пропаже плаща.
Некоторые проекты напоминали не столько музейные экспозиции, сколько
инфраструктуру музея. Так, одним из элементов проекта "Про полюс"
стала "розничная акция" - продажа вещиц (собранных у критиков
и художников), как-то связанных с Северным полюсом.
В другом подпроекте представлены слайды, на которых сигареты, обувь
и прочие брэндованные продукты рекламировались на фоне Арктики-Антарктики,
своего рода кросс-промоушн, совместная реклама имиджей континентов и
"сопутствующих" продуктов. В Музее Набокова показали проект
Андрея Чежина и Дмитрия Мишенина "Демонстрация незагорелых частей
человеческого тела", по сути напоминающий "корпоративную"
вечеринку: зрители бродили по песку, рассыпанному по залам, поедая глазами
обнаженных барышень и распивая апельсиновый сок. Об искусстве напоминали
только его традиционные атрибуты, вещественные доказательства, превратившиеся
в аксессуары: фотографии, фигуры, контекст. В большинстве проектов признаки
искусства заметно уступали способам его продвижения.
Тема "Искусство как вещественное доказательство" обсуждалась
особняком (в особняке Румянцева) на круглом столе. На диспуте речь прежде
всего шла о зыбкости документа, который до последнего времени еще мог
восприниматься как признак реальности. Как свидетельствовал куратор
проекта Максим Райскин, в 90-х линия документирования раздваивалась
на два направления: мистификации и компромата, пока в конце 90-х не
превратила художника в свидетеля. Московский журналист Григорий Нехорошев
вспоминал о выставке "Компромат" (она прошла в галерее Гельмана
вскоре после знаменитого выноса коробки из-под ксерокса из администрации
Ельцина), где были показаны такие экспонаты, как израильский паспорт
Зюганова и прочие образцы идеального компромата. Нехорошев свидетельствовал,
что все это было выполнено по заказу администрации Ельцина, которому
было выгодно дезавуировать компромат.
Доклад на тему "Художник - судья или обвиняемый" попытался
прочесть и автор данной статьи: речь идет об упрощении иерархии в современном
искусстве, что является следствием идеологии глобализации. Возведение
в культ "низкого", которое художники исповедуют уже более
100 лет, потеряло смысл - по сути писуар Дюшана давно сравнялся с мадонной.
Поэтому остается документировать, коллекционировать существующее. Как
сказала художница Людмила Белова, создавать собственный, личный архив,
которому может доверять, по крайней мере, его автор.
Источник: "Деловой
Петербург"