Сегодня
вечером в галерее Марины Гисич представили проект Керима Рагимова
"Road off" несколько настоящих русских пейзажей. Как известно,
та живопись, которую большинство держит за русскую, - сродни литературе,
всегда рассказывает, повествует. Вот так и проект Рагимова: сугубо
сюжетен. На первый поверхностный взгляд речь идет о судьбе джипа-внедорожника,
"танка демократизации". Художник показывает зрителю конец
лелеемых иномарок, увязших, канувших в небытие в русских лесах, болотах
и оврагах. Второй, более глубокий и вдумчивый взгляд, а стало быть,
и имеемый ввиду философствующим автором, открывает бездну смысла:
русская идея, мессианство России, ответ на вопрос, кто останется в
живых, когда весь мир сгорит в пламени глобализации. Вы еще не знаете
ответа? Вглядитесь в картинки.
Врезавшаяся в память одновременно с хрестоматийными "ча-ща"
"Золотая осень" Левитана Керимом Рагимовым несколько изменена
- в овраге покоится перевернувшаяся машина. В хит гобеленовых ковриков
и конфетных оберток "Утро в сосновом бору" любимого Шишкина
въехал автомобиль и слился с пейзажем. Не остались в стороне и Саврасовские
березки с грачами. Казалось бы, игра - найди столько-то отличий. Но
нет - все всерьез. Русское искусство никогда не обходится без пророчеств.
Когда технократический мир падет, погибнет цивилизация и изживет себя
демократия, Россия не только сохранит свою идентичность, но восстанет
ото сна и проявит силу. Все в прошлом, - в тех самых девяностых, символом
которых являются эти разбитые "джипы-внедорожники". В прошлом
демократические идеалы, ЮКОС, бригада, бравада, ЕЭС, ЮНЕСКО, декларации,
хартии и права. Их останки, как остовы воинов, усеяли путь в империю
Кощея Бессмертного, сентиментального, как Левитан.
Керим Рагимов лишен сентиментальности, он воин, новый панславист.
Особняком стоящий от художников обеих столиц он долгое время занимался
вопросами скорее глобального, нежели национального характера. Переводил
в разряд вечных ценностей сиюминутные репортажные снимки из журналов,
запечатлевал на холсте в манере фотореалистичной живописи политические
рандеву, звездные мгновения чьей-то мимолетной жизни. Как митьки,
сделавшие красочный лубок из "Места встречи изменить нельзя",
переписал маслом "Брата", правда, совершенно в иной, абсолютно
не ироничной серьезной манере. Последнее, возможно, и помогло совершить
переворот в мировоззрении художника. "Брат" харизматического
Бодрова-младшего заставил Рагимова отвернуться от прогнившего Запада,
вспомнить о России, русской идее и русской истории.