Ровно
сто лет назад - 9 января по старому, 22-го по новому стилю 1904 года
- в Петербурге родился Джордж Баланчин. Вернее, появился на свет тот,
кому только предстояло стать Баланчиным - Георгий Мелитонович Баланчивадзе.
Не Баланчин еще, а восемнадцатилетний Баланчивадзе ставил свои первые
хореографические опыты в послереволюционном Петрограде, тоже еще не
успевшем стать Ленинградом. Не были в полном смысле слова "баланчинскими"
и его первые работы в дягилевской труппе, к которой он присоединился
в 1924 году.
Летописец "Русского балета" Сергей Григорьев так охарактеризовал
новых артистов, в числе которых был и Баланчивадзе: "хотя на
первых порах им была присуща некоторая провинциальность, вскоре они
усвоили нашу более утонченную манеру исполнения. Не высказывая претензий,
они охотно танцевали все, что им предлагали". Пройдет несколько
лет, и Баланчин сам уже станет эталоном утонченности. И весь мир начнет
охотно танцевать то, что предложит он.
В неполные двадцать пять лет Баланчин поставил свой первый великий
балет "Аполлон Мусагет". Рассматривая фотографии спектакля,
премьера которого состоялась в 12 июня 1928 года в Париже, легко заметить
одно важное отличие от того вида, в котором "Аполлон" существует
сегодня: первоначальное оформление было гораздо более предметным.
Музы поднимаются вслед за Мусагетом не на абстрактный помост, а на
вполне конкретный холмик, и жест их обращен не в бездонное пространство,
а к несущейся по облакам четверке лошадей. Предметность еще сохраняет
свою власть (или это уже только видимость власти?). Интересно наблюдать,
как в других работах Баланчина тех лет - "Блудном сыне",
"Сомнамбуле" - стихия танца настойчиво и довольно успешно
раздвигает рамки сюжета. Схожим образом на ранних пейзажах Кандинского
чистый цвет старается забыть о том, что он должен изобразить дом или
небо.
Работая над "Аполлоном", Баланчин открыл для себя музыку
Игоря Стравинского, ставшую в дальнейшем постоянным источником его
вдохновения. Два родившихся в России гражданина мира уже в тот момент
почувствовали свое родство, и о многом говорит сдержанная похвала
Стравинского, относящаяся как раз к "Аполлону Мусагету":
"Как образованному музыканту, - он учился в Петербургской консерватории,
- Баланчину легко было понять мою музыку в ее мельчайших деталях,
и он четко передал мой замысел".
Хореографическая структура "Аполлона" была гораздо важнее
декораций, поэтому балет так легко пережил "очищение" от
внешних примет. В дальнейшем абстрактными становятся даже названия
постановок: "Серенада", "Скрипичный концерт",
"Концертный дуэт", "Симфония в трех частях", "Тема
с вариациями". А парижский "Хрустальный дворец" стал
в новой редакции называться просто "Симфония до мажор".
В 1934 году Баланчин впервые ставит в США, для первых выпускниц балетной
школы. И в конце концов перебирается в Новый Свет, став демиургом
рождающегося американского балета. В 1940 году он становится гражданином
США. Премьеры его новых сочинений проходят в Нью-Йорке, его домом
становится "Нью-Йорк сити балет". Здесь до сих пор ревностно
оберегают его произведения, в которых загадочным образом сочетаются
вдохновение и математический расчет.
А на родине Баланчина, которая почти одновременно с ним сменила имя
и стала называться СССР, расцветал драмабалет. На обочине "генеральной
линии" оказался старший современник, а в историческом масштабе
почти сверстник Баланчина Касьян Голейзовский, также стремившийся
к выразительности, а не изобразительности танца. Далекий американский
хореограф был негласно назначен основным оппонентом реалистического
советского танцевального искусства, оставаясь фигурой загадочно-притягательной.
Но все возвращается на круги своя. Баланчин умер в 1983 году, немного
пережил его Советский Союз. Ленинградский Кировский театр вновь стал
петербургским Мариинским. На его сцене один за другим появились, некоторые
с полувековым запозданием, балеты Баланчина. Символом российского
балета 90-х можно считать "Симфонию до мажор", с блеском
поставленную и в Мариинке, и в Большом. Двадцатый век, который, как
ни взгляни, был для балета веком Баланчина, закончился его триумфальным
возвращением домой.