22.02.2005
Кино и видео

Русское кино. Февраль
[Марат Догбаев]

Так уж получилось. Как ни пытается автор этого материала полюбить новое русское кино, все у него не выходит, или не входит внутрь мозга: смысл, животное очарование или что-то там еще. Речь поведем о трех отечественных фильмах, недавно появившихся на широком экране, а напоследок прихватим еще один - не для широкого просмотра. Автор попытается ответить на вопрос, почему его нелюбовь к русскому кино не проходит.
Начнем нашу маленькую мизантропическую наоборот-апологию с фильма "Итальянец" Андрея Кравчука. Не станем сильно интересоваться идеологическими моментами - на этом фронте без перемен: бедные дети, взрослые сволочи. Сосредоточимся на цвете и погодных условиях. С точки зрения ЗРЕНИЯ, "Итальянец" - серый, мрачный, дождливый и промозглый (наше смутное время). История о детдомовском мальчике, который, как в мультфильме про мамонтенка, "маму ищет", наверное, и не должна быть светлой. Она должна быть влажной: от дождя на экране и от материнских (все женщины - матери, им суждено, прописано) слез. Максимальное увлажнение припасено на финал, в котором детдомовец обретает родительницу, бросившую его в малолетстве. Слезы оптимизма. Тема сиротства, безысходности, неотвратимости беды, мнимый луч надежды. Практически все дети, занятые в фильме - приютские, детдомовские, сиротские. Серый - сироты - острота. Все это намеренно давит на мозг и серое (вот ведь) вещество отказывается принимать такое лекарство. Да и не лекарство это. Качественный яд однородной консистенции, выпивая который плачешь и почти не задумываешься.
Фильм "Русское" Алексея Велединского - яд покрепче. Он весит градусов 40 - пьют постоянно, закусывают реже, иногда мечтают. Главный герой (он же почти что Эдичка Лимонов в юности) Эд-поэт-вор-неврастеник из 50-х годов - не детдомовец, но родиной, родными тоже похвастаться не может. Его земля обетованная где-то далеко, а с тех пор, как девчонка изменила, мать предала (да и была ли мать) и кореша могут навещать только в известной харьковской тюрьме-психушке, и вообще нигде. Он сам нигде, "таких как он вообще нет" - почти цитата их В. Хлебникова. Белые халаты, коричневато-красное захолустье со щетиной на лице законченного и в то же время "хорошего" уголовника. Плевок, растертый на асфальте, фальшивая девственность и приторно красные губы, недостижимость Бога. Известная тоска познающего себя 16-летнего организма. Лимонов сказал: "Еще жестче надо было". Может жестче, может проще: главное - наш дом - тюрьма, а небо наше в клеточку.
Кстати о небе. Удалось посмотреть и "Красное небо. Черный снег" Валерия Огородникова и поразмыслить на тему "какого цвета тыловая истерика". Ведь из нее проистекает наш сериальный быт, наше ежеминутное желание наступать на чужие ноги, плевать на чужие спины, расправлять локти. Истерика, как оказалось, вещество бесцветное, всюдупроникающее. Потому люди, не меняясь в цвете, меняются в лице и оставляют впечатления постоянной оглядки: а вдруг - нож в спину. Герои уральского городка находятся невдалеке от войны. Гремит за горизонтом, но запах и здесь чувствуется - трупы из морозильного вагона (почему-то из блокадного Ленинграда) начинают оттаивать. Вот ведь до чего довел круговорот воды в природе. Много лиц, но все - одно лицо. Улыбчивое лицо заблаговременно расстрелянного. Возможно, невиновного, но кто считает улики, когда фронту все время нужно давать больше, больше, все. Человеческое тело, завернутое в серо-зеленую шинель слишком громоздко, чтобы преодолеть земное притяжение и воспарить куда-то к истине. Испаряться оно может по частям: с потом, кровью, слезами и т.д. Если бы такому русскому кино разумно было бы давать определение, то оно звучало бы как неоправданно труднопереносимое.
"Солнце" Александра Сокурова не смотрел. Боюсь окончательно затосковать. А это неправильно.