На подходе к Пушкинским горам местность преображается.
Вдоль дороги мелькают пожухлые щиты с затейливым профилем и педантичные
указатели, как-то "Святогорский монастырь с могилой (!) Пушкина".
И вот, наконец, - они, горы. "Купите цветы на могилу Пушкина!"
- кидается к тебе чья-то няня.
Александр Генис в книге "Довлатов и окрестности" фантазировал,
что, дескать, сегодня в Пушгоры приезжают не столько по пушкинским,
сколько по довлатовским местам. Так это или нет, можно поспорить, но
лучшего рекламного проспекта и путеводителя, чем "Заповедник"
Довлатова, Пушгоры еще не видели.
Между тем Довлатова местные служители Пушкину не очень жалуют; например,
нынешний директор заповедника Георгий Василевич довольно неохотно вспоминает
о "таланте, который не пропьешь" - слишком тяжелым на подъем
казался "талант" тем, кто пытался донести его до дома. В окрестной
деревушке Березино дом, где живал Довлатов, сохранился. Но даже подумать
о том, чтобы музеефицировать довлатовские места, пока никто не смеет,
хотя буквально все тут живет по законам его прозы. Так, проходя с экскурсией
мимо дуба со "златой цепью" в Михайловском, можно услышать:
"Не обращайте внимания, это так, для красоты". Экскурсовод
Довлатов недолюбливал поп-выдумки бывшего директора Семена Гейченко
- такие, как аллея Анны Керн, дуб с цепью, остров любви.
Спрашиваешь, бывало, осторожно кого-нибудь: "А есть ли тут что-нибудь
подлинное? "Ландшафт! - отвечают тебе без запинки, - мы сохранили
ландшафт тютельку в тютельку!". На точно такой же вопрос Довлатову
отвечали: "Реки, леса, деревья - сверстники Пушкина. Его собеседники
и друзья". Сомнительность экспонатов заповедника - это секрет полишинеля,
впрочем, усадебная атмосфера благолепия и знаменитые дали действительно
сохранены. Если бы не "сослагательная" нерешительность экскурсоводов:
"так мог бы выглядеть кабинет Петра Абрамовича Ганнибала"
или "Такой мы можем себе представить комнату Прасковьи Александровны
Осиповой-Вульф", подвох растворился бы в многослойных мифах. Таких,
как легенда о гареме Петра Абрамовича, пушкинском зайце ("творческой
находке" А.С.), "который перебежал дорогу поэту, что показалось
ему знаком провала декабристского восстания и позволило сохранить нам
гения". Или о том, как любили в Тригорском "поэта и человека"
"с талией, как у пятнадцатилетней девушки". Для полноты ощущений
не хватает, пожалуй, "жженки", которую варил Пушкин со своими
лицейскими гостями, и которая почему-то не превратилась в этнический
напиток здешних мест.
В заповеднике сохранились и другие косвенные свидетельства незапамятных
времен. Например, в Святогорском монастыре еще летом продавался набор
открыток 80-ых годов, с помощью которых можно увидеть, как выглядели
некоторые музейные объекты до недавней реставрации, когда беседка в
Петровском была более затейливой, усадьба Ганнибалов не пахла свежевыструганными
досками и не "сливалась" с окружающим дачным поселком.
Возле Святогорского монастыря уже не встретишь человека, способного
показать "настоящую могилу Пушкина", зато существует другая
услуга. В магазинчике при храме на купленную писчебумажную продукцию
можно поставить печать "Благословение". Этот маркетинговый
ход, кстати, перенимают многие паломники от православия для применения
в своих приходах.
Архитектура самого поселка также представляет собой здоровую эклектику.
На автобусных остановках и в сквериках стоят покосившиеся древесные
созданья из пушкинских сказок. Есть в Пушкинских горах и свой общественный
"с иголочки" туалет - роскошный особняк с парковкой. Серое
конструктивистское здание, Научно-Культурный Центр, напоминающий одновременно
кафкианский замок и "НИИЧАВО" Стругацких - это "пуп"
Пушкинских гор, в нем до сих пор обитают персонажи Довлатова и просто
сотрудники с не менее волшебными именами, например, начальник отдела
по охране памятников Андрей Эльфович. Окрест снуют мальчики с явным
афроамериканским "прошлым" - объекты циничных замечаний туристов.
В местечке Теребени, куда доходит редкая нога заезжего гостя (около
часа езды), в храме 18 века, где покоятся останки семьи Кутузова, обитает
довольно колоритная пара - настоятель церкви раньше преподавал в Академии
художеств, его жена - работала в Мариинке. Добраться туда можно, лишь
с трудом подкупив местного жителя, редкая птица знает, где это находится.
Магия места проявляется и в других мелочах. Взять, например, простейшие
указатели, меряющие километраж от Пушгор до заповедных усадеб: когда
до Михайловского обещано 7 км, а доходишь ты мерным шагом всего за полчаса,
- это неизбежный сюрприз. Равно как и постоянные встречи с редкими неорганизованными
туристами, такими же как ты, кто отказался от бестолкового кучного снования
и может позволить себе, прогуляться, например, от Михайловского до Тригорского
(около 3 км) через Савкину горку или знаменитые пушкинские "три
сосны". И успеть даже заглянуть в поселок Воронич, где продуктовая
палатка приезжает в 15.30 всегда, но только не тогда, когда появляются
чужаки: местные жители суеверно вглядываются в незнакомые лица - видать,
спугнули.
Антисервис, с которым неизбежно сталкиваются все, - не есть недостаток.
Это своего рода генетический шарм "заповедника советского общепита",
что традиционно начинается со "сто первого километра".
В ресторане "Лукоморье", что в гостинице "Дружба",
к посетителю не подойдут ранее, чем через полчаса, в течение которых
не перестаешь дивиться, и не без восторга бурчать: "Вот это да!".
Устав от спазмов в желудке, все же подходишь в дородной официантке:
"Скажите, пожалуйста, а почему Вы нас не обслуживаете, вон тот
мужчина пришел гораздо позже нас, а Вы его уже?…" "А почему
Вы мне задаете этот вопрос?" "Потому что Вы нас не обслуживаете".
"Какая разница, кого я сначала обслужила, - взрывается тетка с
кичкой, - Все равно все получат одинаково. И вообще, я одна на два зала.
Вот сейчас уйду в банкетный зал и буду там сидеть". Но русский
народ - отходчивый, через пять минут она уже колышется бедрами в вашу
сторону. Борьба с официантками сплачивает посетителей - все кругом перемигиваются,
улыбаются, пожимают плечами, будто знакомы сто лет. Антисервис компенсируется
тем, что все поданное вкусно и недорого, пообедать можно рублей за 50-100.
Завернув за правый угол "Дружбы", примечаешь кулинарию, которая
работает с восьми утра и, видимо, предназначена для "завтрака туриста":
мясные рулеты, супы, котлеты и салаты кажутся верхом кулинарного искусства,
пока на третий день ты не обнаруживаешь неизменное постоянство меню.
Вот, пожалуй, и все, если не считать ресторан "Витязь", судя
по Довлатову, злачное местечко, и "пластмассовый" сервис в
усадьбах. У начальников заповедника, впрочем, есть мечта: в деревенской
усадьбе Бугрово, которая сейчас реставрируется и может поспеть к следующему
году, рассчитывают сделать качественный трактир для среднего класса.
Витает в заповеднике еще одна надежда - восстановить городище Воронич,
средневековый центр здешних мест.
В XV веке в Ворониче числилось до 400 податных дворов и несколько монастырей,
все это было порушено войсками Стефана Батория, после чего в речке Сороть
нашли тысячи трупов, включая младенцев. Менеджеры заповедника рассчитывают,
что история средневекового города привлечет в Пушгоры иностранных туристов,
для которых Пушкин, как ни странно, не является "нашим всем".
Впрочем, иностранцы все же заезжают, прежде всего, в рамках программы
"доброхотов". К примеру, в этом году юных французских волонтеров
отправили "прозондировать" землю возле фундамента Егорьевской
церкви на Вороничевском валу (огромный холм, наблюдаемый с Тригорского,
в последнее время экскурсоводы взяли за моду обходить стороной). Французы
наткнулись на скелеты, в результате чего петербургский археолог Сергей
Белецкий приблизился к научному открытию: церковь, скорее, не пушкинских
времен, как предполагал Гейченко, а более поздней постройки. Где же
та самая знаменитая церковь, в которой Пушкин заказывал панихиду ко
дню смерти Байрона, еще предстоит догадаться.
Источник: "Деловой Петербург"