25.09.2001
Актуальное искусство
Избранные места [Максим Райскин]
"Если Петербург не столица, то нет Петербурга, это
только кажется, что он существует". Видимо, пытаясь хоть как-то
избыть это пророчество Андрея Белого, весь минувший век Ленинград -
Петербург как будто всячески старался эту фразу если не опровергнуть,
то хотя бы неосознанно воплотить в реальность. Какой только столицей
он не назывался - Северной, культурной, неофициальной, столицей Ленинградской
области и Северо-Западного региона, наконец. Последние несколько лет
из его жизни не стали исключением - эпитет "криминальный"
настолько прочно закрепился за ним, что, кажется, затмил все остальные
его титулы. Что, впрочем, вряд ли пошло на пользу этой его столичности.
Виды Петербурга, запечатленные петербургским художником Дмитрием Шубиным,
представляют собой путеводитель по другому, "неофициальному"
и скрытому от глаз туристов, а зачастую и горожан, Петербургу. На этих
видах нет архитектурных памятников и исторических достопримечательностей.
Вместо парадного вида Невы от Эрмитажа или Петропавловки на них набережная
Карповки и глухой участок канала Грибоедова, вместо Адмиралтейского
сада - лесопарк "Сосновка", да и Невский проспект снят как-то
нелепо - не Дума, не Пассаж, а какой-то Мак Доналдс на пересечении с
улицей Рубинштейна. Трехсотлетняя пыль еще не успела осесть на этих
местах, да и гордиться ими особо не приходится.
Больше всего завораживает в этих видах - практически полное отсутствие
на них людей. Там же где они есть, это - всего лишь бутафория, внешний
антураж, как стены домов или ветки деревьев, которые не могут ничего
ни поведать, ни засвидетельствовать. Шубин, впрочем, не изобретает здесь
чего-то нового. Первый признак места преступления, нераскрытого в особенности,
- отсутствие свидетелей. Открытие этого, как известно, принадлежит Эжену
Атже, запечатлевшему в начале ХХ-века парижские улицы пустынными.
Да и к какой-то подлинности Шубин, судя по всему, особо не стремится.
Вместо вполне конкретного места убийства - те осколки реальности, который
мог видеть смертельно раненый в последние минуты своей жизни: ограду
канала, отражение в стекле Мерседеса, стены своего дома, траву, деревья,
небо. В этом, собственно, и состоит основное отличие "Избранных
мест" от других видов города: у них другой масштаб подлинности.
Они требуют определенности не в изображении, но - в восприятии. Ими
невозможно любоваться или безмятежно созерцать. Они дают увидеть, лишь
запрещая это, тревожат, а не успокаивают, побуждая зрителя искать скрытый
мотив, заключенный в них.
Тем не менее, тот факт, что эта загадка имеется в наличии, вовсе не
означает присутствие в кадре какой-то точки, улики, в которой бы смотрящий
нашел, наконец, ответ на тревожащий его вопрос. Чисто внешне эти фотографии
практически неотличимы от других образов города, которые можно увидеть
на разного рода открытках и в туристических гидах.
Шубин лишь расставляет указатели, а зритель становится причастным по
мере того, как он им следует. Именно поэтому эти фотографии гораздо
более точны и, если угодно, реалистичны, чем другие сколь угодно документальные
виды города. Шубин не стремится изобразить, инсценировать нечто или
найти улики, которых нет. Его снимки и есть эти вещественные доказательства.
В этом и заключается политическое значение искусства, как понимал его
в свое время Вальтер Беньямин.
