27.07.2001
Артишок
 |
 |
 |
Убийство как искусство
Максим Райскин
Одним из самых громких художественных событий прошлой недели в Германии
стал скандал вокруг перформанса австрийского художника Вольфганга Флатца,
который состоялся 19 июля на одной из строительных площадок Берлина.
Флатц исповедующий (иначе не сказать) в своем творчестве идеалы Венского
акционизма шестидесятых и стремясь, по его собственным словам, подвергнуть
ревизии ряд культурных установок (главным образом христианских) сбросил
с сорокаметровой высоты в котлован одного из заброшенных хлебных заводов
корову, внутренности которой, согласно всем законам физики (животное
предварительно было убито и освежевано перед культурным центром берлинского
квартала Пренцлауэр Берг), разлетелись по округу как праздничный фейерверк.
Этой акцией Флатц поставил своеобразную точку в фестивале Love Parade,
проходящем с весны в Берлине, на котором он презентовал свой техно-сингл
с недвусмысленным названием "Fleisch" ("Плоть").
Действию, как это водится в развитых странах, предшествовало судебное
разбирательство. Тринадцатилетняя девочка, уроженка Берлина, обратилась
в суд с просьбой запретить проведение перформанса по той простой причине,
что он идет в разрез с законами о защите прав животных и может вызвать
у окружающих только отвращение, что, соответственно, ущемляет и их гражданские
права. Просьбу девочки поддержали жители Берлина и некоторые городские
чиновники, назвавшие акцию "извращенной". Однако суд в удовлетворении
прошения отказал, не усмотрев в действиях художника нарушения прав ни
животных, ни человека: корова сбрасывалась с крана уже мертвой, а что
касается зрителей, то тут все вообще просто как божий день, ведь Флатц
никого не принуждал смотреть на свое произведение.
Тем не менее, в девять вечера 19 июля на пустыре около фабрики собралось
около трех тысяч человек (среди которых были и защитники прав животных
с плакатами вроде "Издевательство над животными не знает границ"
или "И животные имеют свои права"). И те, и другие, как замечают
свидетели, испытывали смешанную гамму чувств: от крайнего любопытства
до предельного отвращения. От жажды сенсации до полного безразличия.
Сам Флатц тоже не остался в стороне от действия, его окровавленное тело
можно было наблюдать висящим в позе Христа на одном из близлежащих строительных
кранов. Впрочем, вниз он не прыгнул. Особую прелесть происходящему придавала
музыка с вышеупомянутого диска, звучавшая в процессе самого перформанса,
под которую часть присутствующих даже танцевала, а также тот немаловажный
факт, что вся кампания спонсировалась из бюджета ряда табачных и пивных
корпораций.
Акция подобного рода - не первая у Флатца. В ходе одной из них он предлагал
зрителям закидывать себя дротиками для игры в дарт. В другой, в Тифлисе,
- художник, подвешенный за ноги между двумя стальными пластинами, выполнял
своей головой роль колокола синагоги, пока не потерял сознание от потери
крови. Однако последний его перформанс вызвал, пожалуй, наибольший общественный
резонанс. Столько разноречивых мнений, сколько было на этот раз, не
вызывала до сих пор ни одна из его акций. Кто прав защитники животных
или художник, утверждающий, что мертвая корова - всего лишь говядина,
пищевой продукт, который никто не может помешать сбросить с 40-метровой
высоты подобно тонне поп-корна или нескольким контейнерам ирисок Меллерс?
Но даже если прав Флатц, то сказало ли это действие зрителям нечто такое,
о чем они не думали, или старались не думать, до сих пор? И оправдывает
ли произведенный эффект цену, которая была за него заплачена, или является
всего лишь элементом в шоу-индустрии, служащей, в частности, рекламе
больших корпораций? Все эти вопросы так и остаются без ответа. Более
того, акции как Флатца, так и венских акционистов 70-х, вероятно, и
не подразумевают таковых ответов, имея своей целью заставить общество
задуматься, почему ежевечерний рубленый бифштекс, в отличие от внутренностей
мертвой коровы, не способен вызывать такую бурю эмоций и общественных
дебатов.
