18.02.2004
Выставки

Итальянский для продолжающих
[Елена Невердовская]

Не так давно, всего-то пару лет назад в Музее Набокова открывалась выставка пастелей Тонино Гуэрра. Толпы бешено жестикулирующих итальянцев кружили по залам в ритме рефрена из выкрикиваемых имен "Тонино! Тониночка! Лора!" Сегодня - все повторилось, причем, гораздо масштабнее: в Невской парадной анфиладе Зимнего дворца была торжественно представлена экспозиция "От мифа к проекту. Влияние итальянских и тичинских архитекторов в России эпохи классицизма". Казалось бы - сухая, узкопрофессиональная (только для архитекторов и строителей) выставка. Но о накале страстей и внезапно проявившейся, не свойственной Эрмитажу, витальности можно судить исходя хотя бы из двух подробностей церемонии открытия. Во-первых, представлял выставку никто иной, как Марио Ботта. Во-вторых, показательно само количество участников выставки, в течение трех лет выискивавших и компоновавших архивные материалы. Из Петербурга - шесть музеев, Государственный исторический архив и КГИОП. Из Бергамо - Муниципальная библиотека, исторический архив, собрание Фантони в Роветте и Академия Каррара. А также Кантональный музей Лугано, Архив нового времени Академии архитектуры из Мендризино. После всего перечисленного объяснять, на что было открытие выставки похоже, не требуется. Радостные всхлипывания и звуки влажных поцелуев, объятия и рукопожатия, громогласные похвалы и горячие благодарности, восхищение студентов и волнения преподавателей. И все это - под "взмахи" нет, не дирижерской палочки, но карандаша маэстро Ботта. Про карандаш - собственное замечание архитектора, его ответ на вопрос корреспондента от "Недвижимости и строительства", не хотят ли современные итальянские зодчие рискнуть репутацией и вступить в соревнование (известно с кем): "В моей руке зажат карандаш - я всегда готов к работе".
Что же касается самой выставки. В Николаевском зале висит картина Шарля-Луи Клериссо "Архитектурная фантазия". Название вполне можно отнести ко всей экспозиции, и это несмотря на фиктивность самого предмета. Как сказал Марио Ботта, под стеклами выставлены не подлинные творения зодчих, а то, чего нет - чертежи, эскизы, проекты. Но, собственно, почему же "несмотря на", напротив - именно из-за отсутствия самого предмета - архитектуры.
Архитектуры нет, есть мираж. Не проект - а миф. То, что могло бы быть реализовано, но так и не претворилось. Например, Исаакиевский собор. Нет, не монструозный гигант Монферрана, а по-итальянски округлая и теплая базилика. Или не существующий Михайловский замок - потомок итальянских вилл с фантазийными лестницами, в плане напоминающий пятиконечную звезду. Или то, что было, но в таком воспроизведении, что вряд ли мы будем способны поверить как в изображенное прошлое, так и в верность руки и взгляда. Красная площадь, нарисованная Кваренги, покажется нам невозможно нерусской.
Классицист Джакомо Кваренги. В своих эскизах, гравюрах, рисунках он избыточно, по-барочному декоративен. Музыкален. Чувственен. Не он стал откровением - Кваренги предсказуем и узнаваем. Открытием этой сухой архивной выставки стали чертежи Карла Ивановича Росси. Никаких излишеств - у каждой линии своя функция, как и у цвета. В основном, на чертежах Росси только две краски - розовая и голубая. Первая обозначает здания, вторая - воду. Розовый цвет Росси. Вспоминается сразу Михаил Пиотровский, во время открытия Эрмитажного ресторана не устающий повторять заветное - "были сохранены неровности Росси". Розовый цвет Росси - это те же самые неровности. Только у цвета, напротив, - никаких неровностей, изъянов. У розового Росси - нет и намека на чувственность, телесность, теплоту. Но это и не холодный оттенок камня, с мрачной синевой, болезненный и бедный. Розовый и голубой Росси - это цвета рассвета, наверное, того времени, когда нельзя отличить белую нитку от голубой, когда нет намека на повседневную, обесценивающую желтизну света. Это два цвета начала, истока.
Контрастом минималисту Росси выступает фантасмагоричный Пьетро Гонзага, устроивший в Павловске мистические игры с пространством под видом обычного театра. Глубина его декораций засасывает и опрокидывает, давая повод уловить предчувствия математических эшеровских игр. Что можно сделать из русской березки, знает только взращенный на католических мистериях итальянский ум. Во что превратить пальмовую рощу - догадается только тот, кто в одиночестве долго проблуждал по аллеям Павловского парка.
Знакомое чувство: сожаления, что читаемая книга подходит к концу. От возможности повтора сожаление не уменьшается. Конечно, можно прийти и на следующей неделе, и через месяц и часами, не отрываясь, смотреть на розовый Росси. Но, дело не в том. После этой узкопрофессиональной, но совершенно фантастической выставки хочется сказать: дорогие архитекторы, зачем вам Петербург?
Зачем вам этот город с такой гигантской плотностью фантасмагоричности на квадратный метр, с грузом трехсотлетнего воображения. Не думаете ли вы, что эта свобода - творчества, воображения, фантазии - были возможны только благодаря "месту пусту". Дорогие архитекторы, мало ли на планете "пустых, не уплотненных творчеством мест"? Может, стать новым Росси можно где-нибудь в Якутии или на Кавказе, впечатлившись чем-нибудь ни разу не виденным. Посмотрите вокруг, может вы, как Гонзага, тоже найдете свою березку.
Петербург не испортить, как не пересолить насыщенный раствор. Ваша ложка соли просто выпадет в осадок.

Ссылки по теме:
Камерная выставка модного архитектора [Максим Райскин]